СТРАСТНАЯ СУББОТА
СТРАСТНАЯ СУББОТА
Вы привыкли молиться разным богам, не очень-то веря в них,
Вы построили храм для себя, говоря, что строите для других,
А я наблюдаю всю суету, усмехаясь, а не скорбя:
Как вам веровать в бога, который сам не очень-то верит в себя?
Вы хотите, чтоб кто-то один отстрадал в искупленье всей суете,
Вы считаете самой страшной из мук три страстные дня на кресте,
Но вы путаетесь, ибо вам милы осуждённый и судия;
А Христом был я, и крестом был я, и Пилатом тоже был я.
Я играю с сотнями умных детей, начитавшихся глупых книг,
И пускай они утешаются тем, что я не умнее их;
Но вы знаете, мудро лишь то божество, что скрывает своё торжество:
Я очень стар, я старше, чем мир, и, быть может, я создал его.
Развлекайтесь распятьями и войной – любопытно: кто кого съест?
Но кроме лотоса есть и меч, и когда-нибудь мне надоест…
Вы правы в одном: что раз в году я безволен и мёртв, как тень.
И если глупец позавидует мне, пусть выберет этот день.
И если дурак захочет стать богом – пусть выберет этот день!
ЗА СЛАВОЙ
Ты по утрам ходил на службу,
Ты не любил ни сцен, ни драм,
Со мною пил вино за дружбу,
С женою – чай по вечерам.
Но мимо Слава пролетела
И золотым крылом задела;
Ты посмотрел летящей вслед –
И словно не было тех лет.
Трепещут крылья, вьются кудри,
Лица не видно – лишь вперёд
Она глядит, и вслед зовёт,
И говорит: «Ты самый мудрый,
Мудрей и лучше, чем они –
Твоя я, только догони!»
И ты рванулся вслед за Славой,
Забывши службу, дружбу, дом,
Не сдержан ветхою заставой,
Что строилась с таким трудом,
И – по горам, через овраги,
Гордыни полон и отваги,
Протягивая руки к ней –
И вправду становясь сильней.
А Слава мчалась и дразнила,
А ветер подгонял тугой,
И пламя под твоей ногой
Поля и сёла пепелило –
Ты прожигал, не глядя, путь,
Чтоб Славе в очи заглянуть.
Ты мчал, огромный и могучий,
Сбивая звёзды головой
И грудью разрезая тучи –
И дом давно растоптан твой,
Но ты не думаешь об этом,
Ведомый Славы дальним светом,
Друзей не помня и жены –
Зачем они тебе нужны?
И славу ты схватил за крылья
И повернул к себе лицом –
И не успел перед концом
Своё почувствовать бессилье,
Когда навек Горгоны лик
Запечатлел, сколь ты велик.
ЧУЖАЯ НИВА
…Надо возделывать свой сад
Вольтер
…есть книга о человеке, ставшем сильным, ибо он всю жизнь засевал поле своих врагов…
Х. Лакснесс
Мне кажется, будто я помню сад – три тысячи лет назад,
Где птицы пели на всех ветвях, а я им дал имена;
И там я жил, и там полюбил, и там я был жизни рад,
Но лишку узнал, и в страхе бежал – и я, и моя жена.
Я начал растить свой собственный сад, и мне помогал мой брат,
А после мой брат вернулся назад – а я не сторож ему;
И я засеял поле зерном, и в осень посев был снят,
Но я был слеп, и другой ел хлеб – не знаю сам, почему.
Я оставил сад и сделался свят, и смог умножать хлеба,
И воду я обращал в вино – очень, очень давно;
Но в вине был яд, и я был распят, и смеялась моя судьба…
А когда я восстал, то очень устал, и стало мне всё равно.
Я засеял пашню своих врагов под шаг чужих сапогов,
И растил цветы, и сажал кусты, и спал под дождём меж гряд…
Не зови вослед на лучистый свет запретных чужих плодов –
Я нашёл тот сад, и со мной мой брат, как три тысячи лет назад.
ГАМЛЕТ
Бьет о берег волна, и другая волна,
Ночь темна и скучна, ты стоишь у окна
И глядишься, как в зеркало, в море.
Но напрасен твой взгляд, волны море дробят,
Мир – застенок и ад, и железо и яд
Воцарились в твоём Эльсиноре.
Так опомнись же, друг, одолей свой недуг,
Брось раздумья и вдруг разорви этот круг –
Ты же сам породил свои тени;
В мире призраков нет, позабудь про обет
И покинь этот бред – из-под сводов на свет
Для тебя протянулись ступени.
Никому не решить, быть тебе иль не быть:
Если трудно хитрить, значит, надо убить –
Это ваш королевский обычай.
Но достаточно фраз, их твердили не раз,
Позабудь их на час – в этот час Фортинбрас
Ломит Данию силою бычьей.
Но тебе не извлечь тяжкий дедовский меч –
Ты боишься отсечь и не в силах сберечь,
Ты приучен – к отравленной стали.
Только отсвет багров от десятков костров –
Меж озёр и бугров сорок тысяч подков
Серых всадников прогрохотали.
Что тебе до страны, что тебе до войны,
Если мысли черны, если думы больны,
Если хочется мстить за кого-то?
Твои муки – броня, чтоб не видеть огня,
Что повсюду – резня, что пьяна солдатня,
Что могильщикам хватит работы.
ПРИЗРАК МЁРТВОГО СОЛНЦА
Вы знаете, почему я встал и вышел из дома чуть свет,
Почему мне кажется, что я стар, как будто мне триста лет?
Потому что ночью я видел сон, наведший меня на след –
Это был призрак мёртвого Солнца,
Призрак мёртвого Солнца!
Друзья, вы идёте одним путём, но есть ли меж вами лад?
А я пробираюсь кружной тропой, но я счастливей стократ,
И если я не верю в ваш рай, зато я не верю и в ад,
А лишь в призрак мёртвого Солнца,
Призрак мёртвого Солнца!
Все дороги приводят в Рим, ни одна не ведёт назад,
И если ты видишь торцы домов, то не стоит искать фасад –
Ведь, в сущности, не всё ли равно, кто будет читать доклад
В день призрака мёртвого Солнца
Призрака мёртвого Солнца!
И если достаточно разных дорог, чтобы дойти до весны –
Дороги для тех, кто подлы и злы, и для тех, кто верны и честны;
Мы ещё посмеёмся, окончив путь в синем царстве луны,
Над призраком мёртвого Солнца!
Призраком мёртвого Солнца!
Призраком мёртвого Солнца!
ИГРОК
Ты играешь Большую Игру.
Р. Киплинг
Огни свечей колеблются в зрачках,
Зелёное сукно седеет мелом.
Мы заняты Игрою – важным делом:
Мы сами – карты у себя в руках.
Казалось раньше, что игра нам впрок,
Казалось, будто ей исчислен срок,
Что направляет нас Большой Игрок
По самым важным из людских дорог…
Теперь мы знаем: всё совсем не так:
Он лишь тасует, мы – вслепую тянем
И сами награждаем, сами раним,
И каждый сам себе и друг и враг.
Игра идёт – уже который год,
И каждую минуту – новый ход,
И мы давно им потеряли счёт,
И сам не знаю, я ли банкомёт?
Обоим не хватает козырей,
Играем одинаково нечестно,
И, говоря по правде, неизвестно,
Чей выигрыш, чей проигрыш страшней.
И вновь я бью себя самим собой,
И зеркало смеётся надо мной –
Партнер двойник недобрый и немой –
Но я опять бросаюсь в этот бой,
Безмолвный бой,
Бессрочный бой,
Бессильный бой… –
И это всё же легче, чем в тиши
Раскладывать пасьянс своей души
Под зеркалом пустым над головой…
ГОД КОМЕТ
Потемнел белый свет под бичами комет,
Зелен он, как вода, как тоска…
Придержите коня, подождите меня –
Вместе с вами хочу ускакать!
А земля всё черней, солнце комом над ней
Укатилось за огненный край…
Лошадь плетью ожгли и исчезли вдали,
Только крикнули мне: «Пропадай!»
Я по следу бегу, я стоять не могу,
А могу только разве упасть…
Ночь глуха и темна, и кривая луна,
Усмехаясь, ощерила пасть.
Я в грязи, я ползу, я глотаю слезу –
Пеший конному, видно, чужой!
Пропадай да молчи! И комета в ночи
Подавилась моею душой.
К ВЕРШИНЕ
Ты родился, чтоб жить в шуме столиц, в милой тебе толпе,
А не чтобы презреть тысячи лиц, стоя на том столпе,
И не чувствовать, как тысячи птиц жмутся к твоей стопе.
Зачем же тебе сейчас так хочется ввысь?
Ты в колоде своей – просто валет, любящий свой уют,
Ты не смеешь сказать шулеру «нет», если тебя сдают;
Ты всегда полагал – солнечный свет любит лишь честный шут;
Зачем же тебе сейчас так хочется ввысь?
Ты оставишь свой дом, сумрак тепла, что создавал ты сам,
И как демон взлетишь, ширя крыла, в небо к чужим богам,
Словно доля тебя вновь повлекла в нерукотворный храм,
Как будто тебе случилось вырваться ввысь.
Ты взовьёшься к Нему, к медной стопе божьей прильнёшь лицом,
Но тебя оттолкнут, сбросят к толпе, тело набив свинцом –
И под щебет и смех птиц на столпе, перед своим концом
Поймёшь, что тебе всегда была суждена земля!
СЛОН
Я жил исправно и честно,
Я жил, не ломая стен,
Но мне становится тесно,
И я хочу перемен.
Себя я вкладывал в песни,
Но что получал взамен?
И мне становится тесно,
И мне надоел рефрен.
И город мой – набитый вагон,
В котором стоишь на весу –
А я хочу быть свободным, как слон
В слоновом лесу.
Как много людей повсюду –
И каждый несёт свой крест,
И видит в другом Иуду,
Бросая своих невест,
И каждый желает чуда
И ищет свободных мест –
Как много людей повсюду,
И каждый кого-то ест.
И каждый верит, что он силён,
И пьёт чужую росу –
А я хочу быть свободным, как слон
В слоновом лесу.
Любой желает свободы,
Никто не хочет пропасть,
Но всюду – стены и своды,
Повсюду – чужая власть.
Мы все из одной колоды –
Сплошная чёрная масть…
Любой желает свободы,
Но волен только упасть.
И каждый слушает собственный стон,
Прикованный к колесу –
А я хочу быть свободным, как слон
В слоновом лесу.
В часах неизвестной эры
Мы все – сыпучий песок,
Но нету на свете меры
Измерить подобный срок;
У каждого есть примеры
Героев, чей дух высок
Мы ищем воли и веры,
А ходим – наискосок.
Так пусть мой путь идёт под уклон
И я себя не спасу –
Но, может быть, я – давно уже слон
В слоновом лесу?
ПОСЛЕ СЛОВ
Горели свечи, мигало пламя,
Со сводов падал неслышный снег,
А мы сидели, не зная сами,
Куда зашли мы по воле вех.
В углу пылилось седое знамя –
Победы слава давно мертва;
Но добрый вечер кружит над нами,
И мы сумели забыть слова.
Не мог не плакать, не мог не петь я,
А ты спокоен, постигнув цель,
Слова отбросив, ненужной сетью,
Давно поймавши свою форель.
И нас не гонят желаний плети,
И нам не надо стены и рва –
Мы нашу тайну поймали в сети,
Теперь мы можем забыть слова.
Но всё же – жалко былого страха,
Но всё же – жалко былой борьбы, –
И мы недвижны, как черепаха
В богатом храме чужой судьбы.
А может, лучше костёр и плаха,
А может, ярче в крови трава,
А может, пламя дороже праха
И мы забыли не те слова?..
В ПОГОНЕ ЗА СНАМИ
Скую клинок из дождевой стали,
Накину плащ из темноты ночи,
Надену шлем из луны…
Мой конь копытами разбил дали,
И я скачу, но больше нет мочи
Искать ушедшие сны.
Ты помнишь, ты приснилась мне как-то –
Не помнишь, нет, ведь снилась ты многим,
И чем я лучше других?
Ночь с половиной до конца акта,
И занавесом жестяным строгим
Разрежет раненный стих…
Пока не гаснут свечи на сцене,
Пока ещё картонный конь мчится –
Приснись ещё один раз!
И пусть станцуют вокруг нас тени,
Пусть не услышим, как зовёт птица
Последний, гибельный час!
Пусть разольётся мой клинок влагой,
Пусть расползётся небом плащ звёздный,
Луна взлетит в вышину:
Растаять под твоей рукой – благо,
Вернуться в тело и тепло – поздно,
Я верен лживому сну!
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Резко вскрикнул звонок; я открыл и увидел тебя:
Ты стоял, улыбаясь – насмешливо, но не грубя,
Ты стоял и молчал; я подумал: «Любя, не любя –
Мы едва ли хоть что-то изменим».
Я откинул цепочку – и звук был какой-то иной,
Чем обычно, – сказал «Заходи» и кивнул головой, –
И увидел: ползёт за тобой, извиваясь змеёй,
Кровь, текущая вверх по ступеням.
Я спросил: «Это рана?» – а ты рассмеялся в ответ
И вошёл; и почудилось мне, будто времени нет,
И поспешной рукою я выключил в комнате свет
И обнял тебя той же рукою…
И была эта ночь, и она продолжалась три дня,
И никто различить не сумел бы тебя и меня,
Как в костре языки одного и того же огня –
Но мне вновь захотелось покоя…
Я уснул на заре, я проснулся в двенадцать часов
Совершенно один, средь застенных дневных голосов;
Дверь была заперта изнутри ан тяжёлый засов,
Красный след из-под двери тянулся.
Ни на лестнице, ни во дворе я тебя не нашёл –
Только кровь покрывала ковром красно-бурым весь пол…
И тогда лишь я понял, что сам к себе в гости пришёл
И что сам я к себе не вернулся.
ПРУД
Лёд на пруду, как мутная слюда,
Под ним вода качается стоячая,
И кажется – глядит из-подо льда
Судьба загубленная и незрячая…
Не помню сам, как я её топил,
Как отшвырнул на гибель подневольную;
А вот сегодня не хватает сил
Тащить по снегу жизнь свою бездольную.
Я каблуком скольжу по бельмам льда,
И он трещит, судьба под ним колышется.
Ну, утону – и ладно, не беда,
И наверху, и без воды – не дышится.
И провалюсь по пояс и по грудь,
И захлебнусь своей холодной долею…
Совсем не так уж страшно – утонуть,
А если нечего терять – тем более.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спи, покуда можешь спать,
Эта ночь – отец и мать,
Эта ночь – начало эры,
Где все кошки будут серы.
Спи под гул немой струны –
Этой ночью все равны,
Все честны и все верны,
Не умны и не смешны.
Ночь колышется едва –
Одноглазая сова,
И отряхивает крылья,
Осыпая звёздной пылью.
Спи, смотри цветные сны,
Ночью улицы скушны –
Все белы и все черны,
Все похожи и равны.
Спи, хороший человек,
Эта ночь – на целый век.
И земля кружится с нами,
Подгоняемая снами…
БАЛЛАДА О ТРЁХ БРАТЬЯХ
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
Был первый брат суров и прям,
И знал он «да» и «нет»;
Он выбрал «да», он был упрям,
Служил народу и властям
И верил в дальний свет.
Он нас хранил, он нас кормил
И умер честно, как и жил –
Его тропа была крута
И рай открыл ему врата.
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
Второй родился стариком,
Изверясь в «да» и «нет»:
Забился в свой холодный дом,
Жил, не заботясь ни о ком,
Насмешлив, мудр и сед.
Но не помог ни смех, ни скит –
Он был избит и был забыт…
Он знал: земное – суета,
И рай открыл ему врата.
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
А третий брат любил людей
И Бога тоже – в них самих;
Он накормил своих гостей,
Он разрешил их от страстей
И был одним из них.
Всех возлюбил он, как себя,
И умер, как и жил – любя.
Его душа была чиста,
И рай открыл ему врата.
Жили-были три брата и в рай хотели войти,
Но к раю есть три дороги. Три очень разных пути.
Сошлись на небе братья вновь,
И был вокруг пресветлый рай –
И долг, и мудрость, и любовь
Достойны рая, знай.
Сошлись, чтоб снова порознь быть –
О чём им было говорить?
ПРОРОК
Это Музыка Мира – цветущий огонь,
Пронизавший мерцающий мрак;
И несёт по Дороге меня белый конь
На ещё мне неведомый знак.
Параллельно, как струны, Дороги легли,
Ни одна не имеет конца…
Я рождён для призвания Сына Земли,
Что разбудит глухие сердца.
По Дорогам спешат миллионы людей,
Но в ушах у них – призрачный воск;
Я же слушаю Музыку, как Одиссей,
И она раскаляет мой мозг,
И мой долг перед музыкой – ради других
На сова её перевести,
Чтобы голос сирен, переплавленный в стих,
Помогал моим братьям в пути.
И апостолы – каждый уверен и твёрд –
Благочинно спешат за спиной;
Мне хотелось бы думать, что это – эскорт,
Но я знаю, что это – конвой:
Они видят огонь над моей головой,
Они ждут, что я буду распят –
Строй Двенадцати Верных, идущих за мной,
Отрезая дорогу назад.
Кто играет на струнах Десятков Дорог,
Чей маяк воссияет вдали –
Я не знаю, но знаю: послал меня Бог
Для призвания сына Земли.
И когда под стопой его вспыхнет трава
И отверзнутся души людей –
Улыбнётся на блюде моя голова,
И не будут нужны никакие слова –
Только музыка Мира, извечно жива…
И я сам стану нотою в ней.
НОЧНАЯ СКАЧКА
Кто мы такие и скачем куда?
Кони в ночи не оставят следа,
Нас не настигнет погоня.
Звёздная мечется в небе орда,
Скачут упрямые кони.
Кто мы такие? Себя я забыл,
Имени, прозвища не сохранил –
Поздно жалеть об уроне…
Мимо каких бескрестовых могил
Скачут упрямые кони?
Кто ты, мой спутник, где виделись мы?
Правит коней он в мерцании тьмы,
Слова в ответ не проронит.
Путь исчезает, как след от кормы,
Скачут усталые кони.
Выкачен месяца выпуклый зрак;
Вскачь через поле, и лес, и овраг –
Режут поводья ладони…
Спутник взглянул на меня через мрак,
Понят я взгляд его – понял я знак –
Замерли мёртвые кони.
ДЕНЬ ГНЕВА
Я проснулся в восемь часов утра, но было уже светло.
Я проснулся там же, где лёг вчера, и понял – мне повезло,
Потому что, хоть рядом лежала ты и спала, как всегда спала,
Но из губ моих вырастали цветы, а из плеч вырастали крыла.
Вышли сроки злого плена,
Не удержат больше стены,
Чисто сердце, пусты вены,
Близко время перемены.
Когда-то я пожалел людей, возомнив себя мудрецом,
Но Бог был старше и был мудрей и был нам общим отцом;
И за то, что посмел я о Нём судить, я был осуждён и сам
Жить с людьми и людей любить, тоскуя по небесам.
Шли столетия и годы,
Тяжко бремя небосвода –
Только памятью свободы
Облегчалися невзгоды.
Ты помнишь, я желал вам добра, а ты любила меня,
И Бледному Всаднику я вчера помог напоить коня,
И он был не первый и не второй, и я знаю, что будет вслед:
Я любил тебя и я был с тобой, но нынче – последний рассвет.
Прозвенел рассвет трубою,
Будит новою судьбою –
Я вознёсся бы с тобою
Над полынною водою…
Но ты не разбужена пеньем труб, тебя не тронул рассвет;
Крыла из плеч, и цветы из губ, и времени больше нет.
И я должен расправить эти крыла, взлетая на Божий суд –
Но я расскажу, какой ты была, и выплесну свой сосуд.
Дух исполнен новой силы,
Хорошо, что это было,
Что любила, что простила –
Диес Ирэ, диес Илла!