ЖЕЛЕЗНАЯ ЗВЕЗДА

​

​

ДО РИМА

​

Волчица кормит Ромула и Рема,

И молоко им поровну двоим.

О них еще не сложена поэма,

И ими даже не построен Рим.

 

Еще не скоро посреди застолий

Им будут здравицы провозглашать.

Покуда — только  голый Капитолий

И зубы нежно скалящая мать.

 

Все тихо, все как будто неизменно,

Латинский холм еще угрюм и нем.

Еще не скоро перескочит стену

С веселым хохотом беспечный Рем.

 

Еще нет Рима, и додревность длится,

И братья у сосцов еще дружны.

Еще не скоро будет выть волчица

Над мертвым телом около стены.

 

​

ВДОВА

​

Война окончена; войска вернулись;

Триумф: ведут быков, несут венки;

И женщина бредет средь черных улиц,

И скорбью переполнены зрачки.

 

Он не вернулся — с помутневшим взором

Упал на бурую траву, убит.

Она проходит сквозь веселый форум

И к дому опустелому спешит.

 

Одна. И утешения не знает.

Одна. И смерти беспощадна власть.

Одна. Лишь сын за стенкою читает:

«Честно и сладко за Отчизну пасть».

 

​

ЦЕНТУРИОН

​

Ты нес без стона страданий бремя,

Сухие очи твои не лгали –

Высокий воин в пернатом шлеме,

Поправший тропы обеих Галлий.

 

Далек от свиста придворных сплетен,

Далек от гула мятежной черни,

Ты ставил знаки своих отметин

На рьяном белге и злом аверне.

 

Прямой и статный, пусть поседелый,

Ты Рима прочность, ты Рима сила –

Когда падешь ты, его пределы

Собой раздвинет твоя могила.

 

​

ПОЛКОВОДЕЦ

​

Он шел под гуды улитных букцин

Сквозь шум потоков и гром обвалов,

Он клал по склонам, поросших буксом,

На трупы трупы, на римлян галлов.

 

Когда к сраженья кровавым флягам,

Хрипя, когорта прильнет устами –

Над опаленным пробитым стягом

Его рукою грозится знамя.

 

Сухой и латный, в плаще пурпурном

Поджарым волком вблизи кумира –

Застыл навеки над веком бурным,

Расширив Рим до границы мира.
 

​

ПОСЛЕДНИЙ РИМЛЯНИН

​

Над форумом сеется дождик

Из серых растрепанных туч,

И тусклый, но солнечный луч

Удвоен, как белые вожжи.

 

Со статуй стекает вода,

Смывая последние краски,

И лица, как белые маски,

Безглазо глядят в никуда.

 

Дом пуст, только в затхлом таблине

Он пишет под шорох дождей

О том, что минуло уже,

Для тех, кто когда-нибудь минет.

 

​

АЛЕКСАНДРИЯ

​

«Отец, ты родом из Александрии,

Так расскажи о ней ещё разок!» –

 

«Александрия – лучший в мире город,

Он, может статья, даже больше Рима.

Его когда-то Александр Великий

Построил в тёплой, влажной дельте Нила,

Берущего начало в дальних горах,

А может быть, и в самом Океане –

Его истоки скрыты от людей.

Там поднялись над жёлтыми песками,

Под синим-синим, южным-южным небом

Хранители покоя – пирамиды,

В которых египтяне-фараоны

Уснули в золоте и бриллиантах.

У Нила там показывают место,

Где Антиной когда-то утопился

(Его потом провозгласили богом –

Ещё в языческие времена).

Там женщины стройны и величавы,

И в каждой затаилась Клеопатра,

Антония сводившая с ума

И Цезаря. Там лучшие поэты,

Собравшись под старинным обелиском,

Читают лучшие стихи на свете,

Составленные из жемчужных зёрен;

Над ними светит Фаросский маяк,

К себе зовя суда с богатым грузом

(Эбеном, пурпуром и янтарём),

Философов, атлетов и влюблённых.

 

Вот что такое, сын, Александрия.

По крайней мере, так мне говорил

Мой дед, проживший четверть века в Риме:

Его отец сам был александрийцем,

Уж он-то знал. А ежели она

И не такая вовсе – что с того нам?

Я, как отец мой, в Галлии родился

И здесь умру, и нам с тобою, сын,

Уже не увидать Александрии.

Так будем верить в старые преданья,

В рассказы пращуров; и как иначе

Мы выжили бы здесь, в глухих Арденнах?

У нас в душе – своя Александрия».

 

​

БОГИ

​

Понедельник. Тезоименитство.

Рокот труб и чад иллюминаций.

В цирке – гладиаторские игры.

Перед императорским кумиром –

Кесарь в тоге, с жезлом и с Победой –

Преклоняется толпа народа,

Ищут исцеления у бронзы

И читают выспренние оды.

В полдень возле портика Сената

Император показался людям ­–

И народ, довольный, разошёлся.

 

Вторник. Праздник. Жертвоприношенье.

Бычья кровь и жирный дым алтарный.

На престоле Юпитер Феретрий

Мрамором и бронзою блистает.

Император – первый жрец – в накидке

Совершает должные движенья,

Молится, склонившись пред кумиром.

Вечером, когда собрались тучи,

Молния сверкнула в Капитолий.

Кесарь горд и счастлив: он услышан.

 

В среду – если по земному счёту

Можно измерять небес вращенье –

Юпитер, окутанный рассветом,

С неба поразил перуном город.

Город выгорел – и эта жертва

Десяти богам равна на небе.

Юпитер молился до заката,

Но какому кланялся кумиру

И какое знаменье явилось –

Мы не знаем, да и не узнаем.

​